Словарь по культурологии:
(неоструктурализм)
обобщающее название ряда философско-методол. подходов к осмыслению культурной деятельности и интерпретации текстов культуры, сложившихся в 70-90-х гг. на основе преодоления и отрицания структуралистского подхода. Как и Структурализм, П. наиболее ярко проявился во Франции, где к числу его представителей относят Деррида, К. Касториадиса, Лиотара, Бодрийяра, Делёза, Р. Барта (в поздний период его творчества) и организованный им кружок “телькелистов” — Кристеву (см. Кристева) и др. К П. также нередко относят работы Фуко периода “генеалогии власти”. В Америке к числу приверженцев П. относят лит.-ведов т.н. “деконструкционного” направления (X. Блум, П. де Ман, Д.Х. Миллер и др.).
П. не оформил себя как самостоят. направление в филос. и научном познании, не имеет явной программы. Достаточно сложными являются отношения П. со структурализмом: отрицая в целом теоретико-методол. направленность структурализма на объективное познание человека через формообразующие принципы символич. деятельности, П. тем не менее очень многое заимствовал у структурализма (понимание культуры, прежде всего, как языковой и текстуальной деятельности, стремление соотнести текст с сознанием и опытом его автора). Отрицая в общем ценность имманентного понимания текста, П. тем не менее в отношении к тексту имеет много общего с герменевтикой (подход к пониманию как интерпретации, детерминация понимания текста культурным опытом интерпретатора и т.д.) (см. Герменевтика, Понимание, Интерпретация). П. сосуществует как со структурализмом, так и с постмодерном (см. Постмодернизм): относимые к П. авторы (Деррида, Делёз, Бодрийяр) считаются классиками постмодерна. Развести эти два явления сложно; П. в опр. степени является рез-том реализации постмодернистских интенций в отношении к тексту, языку, знаковой деятельности человека. Достаточно многообразными являются и стилистико-жанровые формы текстов П.: они носят филос., научный, публицистич. характер, часто являя собой достаточно противоречивый сплав этих стилей.
Хронологич. рамки П. достаточно условны: появление П. принято связывать с массовыми студенч. и профсоюзными волнениями во Франции в мае-июне 1968 (хотя ряд работ, к-рые можно назвать постструктуралистскими, вышел ранее). Важная роль этих событий в том, что при их осмыслении проявилась ограниченность структуралистского подхода к человеку, невозможность объяснить реализующийся конфликт консервативных и леворадикальных умонастроений, исходя из структурного понимания человеч. сознания (“Структуры не выходят на улицы”). Универсализм и академизм структурализма становятся объектом тотальной критики. И хотя в П. сохраняется отношение к культуре как к тексту и ориентация на анализ и интерпретацию текстуальных явлений культуры, сам подход к тексту радикально меняется. Объектом рассмотрения и анализа становится все, что осталось за пределами структурного осмысления. Это прежде всего контекст, влияние к-рого не рассматривалось структуралистами в поисках универсалии, та совокупность индивидуальных явлений и черт, к-рая стоит за текстом и определяет его. Это динамика, изменчивость, к-рая не схватывается при структурном анализе. Это те элементы текста, к-рые невозможно свести к сегментному дихотомич. делению; они предстают как несистемные, уникальные, нерасчленяемые. Это, наконец, то, что вообще выходит за рамки упорядоченности, предстает как случайное, воплощает свободу, волюнтаризм, иррациональность в человеч. действии.
Это тотальное “отрицание структурности” воплотилось в ряд общих интенций, к-рые и позволяют определить П. как культурное явление.
1. Отношение к человеку. В понимании человека в П. на первое место выходят несистемные, неструктурируемые явления. Источником таких человеч. проявлений мыслится его субъективность, индивидуальные особенности психики, воля, понимаемые не через психоаналитич. бессознательное, а, скорее, через ницшеанский волюнтаризм, отражающий активное взаимодействие человека с непонятным и враждебным окружением с целью реализации его волевого стремления к доминированию над этим окружением. Для П. ключевой категорией, характеризующей человека, является желание как универсальная форма проявления стремления человека к коммуникации с окружением, определяющая все формы индивидуального и коллективного действия, социальной и культурной действительности. На место структурной логич. упорядоченности сознания приходит понимание его как разомкнутой, хаотичной “магмы” желаний, устремлений, вопросов к внешнему миру, лишь частично определяемых его социальным и культурным опытом.
2. Отношение к человеч. сооб-ву. В П. об-во и культура предстают как поле тотального проявления отношений “власть — подчинение”; власть, реализующаяся и как воля к доминированию, и как стремление к упорядоченности, структурированности, устойчивости, единству усматривается и раскрывается П. во всех культурных элементах. Власть реализует себя на всех уровнях человеч. взаимоотношений — от полит. доктрины конкр. гос-ва до конкр. коммуникативной ситуации, и в выявлении этой реализации и противопоставлении ей опр. уникальности, множественности, разобщения П. видит свою конкретную задачу.
3. Отношение к тексту. Именно в тексте находят проявление две вышеуказанные интенции, и понимание текста есть прежде всего их выявление. Предложенная Деррида “Деконструкция” — “деструкция-реконструкция” текста подразумевает его фундаментальную “разборку” на элементарные формы во всех планах: композиционном, сюжетном, стилистич., психол. и последующую “сборку” — интерпретацию, выявляющую в нем то, что внесено в этот текст конкр. контекстом его создания, желанием его создателя и то, что сам его автор не видит или о чем старается умолчать, но что обнаруживает себя как “след” дискурса власти. Для П. становятся важными в тексте не структурируемые его элементы, сближающие его с другими текстами (хотя сравнит. анализ остается), а то уникальное, несистемное, маргинальное, что реализовалось в тексте внесознательно и понимается интуитивно. П. стремится усмотреть в тексте то, что привнесено в него последующими интерпретациями и что является уже “следом следа”, объяснить сходное в тексте не структурной универсальностью, а взаимовлиянием текстов, заимствованием, аллюзией, игрой, неосознанным косвенным цитированием. Для П. повторяемость и устойчивость элементов текста и стоящих за ними представлений являются не свидетельством структурной универсальности, но проявлением диффузии, “кочевья” отд. элементов, идей, образов, мимесиса, реализующегося не как подражание природе, а как подражание (осознанное или неосознанное) другому тексту. Интерпретация текста — это понимание в нем того, что к самому тексту прямо не относится, того, что в нем “вынесено за скобки”, и выводит за пределы самого текста в мир желаний; такое понимание есть всегда процесс, но не результат (Деррида называет его термином “различание” – “differance”). Но при этом для П. значимыми и важными становится “конструкция текста”, выявление тех элементов, из к-рых он собран, обнажение не структуры, но конструктивных механизмов, технологии создания текста.
4. Отношение к Знаку. Знак в П. выступает как полная противоположность самому себе — он есть не указание на к.-л. предмет или смысл, а, наборот, указание на его отсутствие. Знак и смысл превращаются в фикцию, Симулакр, маскирующий отсутствие актуального смысла и предлагающий взамен свои многочисл. коннотации. Бодрийяр постулирует четыре истор. этапа превращения знака в симулакр, сменявшие друг друга от Возрождения до современности: знак, обозначающий реальность; знак, искажающий, маскирующий реальность; знак, маскирующий отсутствие реальности; знак-фикция, не связанная никак с обозначаемой реальностью, знак и язык являются собственным объективно существующим пространством, не связанным ни с человеком, ни с действительностью. Знак ничего не означает или означает лишь самого себя, но при этом в человеч. общении он сохраняет свойства симулакра, детерминируя человека; знак становится полем, где реализуется дискурс власти. Соответственно и Означение, создание текста есть “производство фикции”, фиксация смысла, к-рый самому себе не соответствует, — отсюда и приговор, выносимый П. референции.
5. Отношение к метафизике и науке. В контексте предыдущих положений логичным выглядит стремление П. преодолеть логоцентризм и универсальность новоевроп. метафизич. и научной традиции, обличить ее как проявление “воли к власти”, к-рая, предлагая универсальные объяснит. принципы и каноны, манипулирует сознанием человека, втискивает его желания в упорядоченную “колею смыслов” (Делёз). Объективность, логичность, верифицируемость научного познания рассматриваются П. как фикция и симулакр, порожденные опорой на авторитет, выступающий как власть. Однако П. не предлагает путей преодоления этой традиции и не противопоставляет ей ничего, кроме попыток “деконструктивной” переинтерпретации. Симптоматичным выглядит то, что П., как и экзистенциализм, пытается противопоставить метафизике и науке культуру, понимаемую как свободная стихия творчества, игры, реализации желания, рождения феноменального текста.
Выделенные тенденции позволяют дать лишь общую характеристику П. как направления в осмыслении культуры, к-рое продолжает существовать, видоизменяться и самоопределяться. П., как и постмодернизм, воплощает опр. “кризисное сознание”, возникающее в условиях исчерпанности опр. онтологич. и гносеологич. парадигмы (в данном случае — новоевропейской), в ситуации “смены эпистем” (Фуко), и как таковой направлен на критич. осмысление прошлого опыта в рамках нового мировосприятия, к-рое, однако, еще не оформилось как “метанарратив”. Предложенные П. новые интенции в восприятии текстов культуры, хотя и не воплотились, подобно структурализму, в опр. научные методы и исследования, позволили существенно расширить представления о возможностях и границах понимания культуры.
Лит.: Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994; Derrida J. De la grammatologie. P., 1967; Idem. La Dissemination. P., 1972; Culler J.C. On Deconstruction: Theory and Criticism after Structuralism. Ithaca (N.Y.), 1982; Felperin H. Beyond Deconstruction: the Uses and Abuses of Literary Theory. Oxf., 1985; WellmerA. Zur Dialectikvon Moderne und Postmodeme. Fr./M., 1985; Dews P. Logics of Disintegration: Poststructuralist Thought and the Claims of Critical Theory. L., 1987; Harland R. Superstmcturalism: The Philosophy of Structuralism and Poststructuralism. L.; N.Y., 1987.
А. Г. Шейкин.Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996
Новейший философский словарь:
ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ — совокупное обозначение ряда подходов в социо-гуманитарном познании 70-80-х 20 в., связанных с пересмотром структуралистской парадигмы и получивших развитие сначала во Франции, а затем в США.П. обычно связывают с именами Деррида, Делеза и Гваттари, Бодрийяра, Кристевой, Лиотара, К. Касториадиса, «позднего» Барта, Фуко, а также ряда др. исследователей. П. унаследовал от структурализма определенную общность проблемного поля и отсутствие собственной цельной программы. Иногда П. характеризуют как попытку осуществить то, что не удалось сделать на первом этапе, и, следовательно, как закономерное развитие структурализма, выявление его апорий и парадоксов. Обнаруживается взаимная дополняемость структурализма и П., так или иначе опирающихся на концепцию знака как единства означающего и означаемого и особый интерес к проблемам языка. Налицо двойная проблематичность П.: 1) эпистемологическая проблема: является П. простой трансформацией (»траекторией перемещения, а не отказа», согласно Барту), мутацией или радикальным переворотом? 2) «географическая» проблема определения границ: если хронологический рубеж датируется 1968, то теоретически П. пересекается с семиотической теорией, постмодернизмом, леворадикальными течениями, различными литературными практиками (например, с американским де-конструктивизмом, для которого деконструкция не более, чем методика анализа текстов). Впрочем, постструктуралисты сами настаивают на относительности всяких границ (между означаемым и означающим, философией и литературой, литературой и критикой), что, в частности, характеризует их аксиологические ориентации. Учитывая все разнообразие постструктуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в общепринятом понимании этого слова), тем не менее можно эксплицировать ряд основных задач, выдвигаемых П.: 1) критика западноевропейской метафизики с ее логоцентризмом, проблема кризиса репрезентации; 2) демистификация, изобличение, фиксация возникающих на всех уровнях очагов власти стратегий принуждения, сокрытых под оболочкой бессознательного; 3) поиск зон свободы — маргинальных, находящихся за пределами структуры, но оказывающихся в результате в качестве предельной, далее нерасчленяемой реальности, не контролируемой силами власти (желание, история, «хаос-мос», аффекты, тело, жест и т.д.). Нужно иметь в виду, что «вне текста» для П. нет ничего, реальность для него — это по преимуществу языковая реальность (текстуализованный мир). Постструктуралисты, анализируя европейскую метафизическую традицию, усматривают главную ее особенность в логоцентризме (Деррида). Понятие Истины (в П. — «Трансцендентальное Означаемое») — это порождение логоцентри-ческого сознания, стремящегося во всем найти порядок и смысл, отыскать первопричину, а точнее — навязать их всему, на что направлена мысль человека, но при этом не способного постичь и выразить алогичную сущность мира, налагающего в силу своей косности запрет на любые свободные интерпретации. Порочная практика, по оценке П., насильственного овладения текстом (направленная на поиск Истины) восходит к гуманистам, для которых понять текст значило «присвоить» его себе, подчинив смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании. Навязывание тексту его формы осуществляется «говорящим Субъектом», картезианским «cogito», предающемся иллюзии о независимости, автономности своего сознания. Это и есть тот «классический центр», который, пользуясь привилегией управления, структурирования, сам в то же время остается вне структурного поля. Разрушение этого центра во многом обусловлено деконструкцией соссюрианского знака. Постструктуралисты подрывают представление о референции, о бытии как присутствии. Претензии на репрезентацию, на соотнесение текстов культуры с реальностью несостоятельны, означаемое не существует, оно — всего лишь иллюзия. По Бодийяру, современность характеризуется скрадыванием различия между реальностью и ее представлением, остаются одни лишь «симулякры», не обладающие никакими референтами, имеющие отношение только к собственной воображаемой реальности. Означающее теряет свою непосредственную связь с означаемым вследствие «отсрочки», откладывания в будущее представления об означаемом явлении. Знак обозначает скорее «отсутствие» предмета, а, в конечном счете, и принципиальное отличие от самого себя. П. утверждает необходимость игрового отношения к смыслу вообще, выдвигает принцип «диссеминации» (Деррида), т.е. рассеивания, дисперсии любого смысла среди множества дифференцированных его оттенков, идея «различия» должна уступить место идее «различения», что означает конец власти одних смыслов над другими. Отсутствие предельного значения открывает неограниченное пространство для движения означающих, что фиксируется в понятии «гено-текст» Кристевой. Взгляд на мир только через призму означающих снимает проблемы объективности, метода, истины, обесценивает научное знание. Но это происходит еще и потому, что «науке предопределено насилие», она связана с признанием порядка, который определяется властными отношениями (М. Серр). Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроникающая способность которой позволяет ей «пересекать», «координировать», «прерывать» любые социальные структуры и установления, что дает возможность Делезу говорить о «древоподобности» власти. Язык, символизирующий собой любые формы принудительной власти, функционирует как такого рода древоподобная структура. Как можно разрушить эту властную машину языка и противостоять принудительной силе тотальной бинаризации свей культуры? Такую вожделенную зону свободы, где законы силы, господства и подчинения не действуют, представляет собой Текст — авансцена борьбы множества сил, равноправных дискурсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть, но также и сильными властными позициями. По существу, это «интертекст», предполагающий соответствующую «революционную» процедуру чтения (Ф. Сол-лерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Барт, Фуко). Главное предназначение текста — увернуться от власти. Поиск «глубинного, подрывного значения», «истинного уровня языка» (Деррида), не подвластных общепринятым кодам и структурам, обнаруживает значимость элементов внесистемных, маргинальных, асоциальных. Возможно, именно они являются онтологической основой предельной, нередуцированной реальности (»уровень бытия желания»). Прорисовывается «изнанка» структуры, размываются границы внутреннего и внешнего в искривленном пространстве современной культуры. Своеобразие П. состоит в том, что он легитимировал пересмотр многих классических философских понятий, обозначил новую картографию культурного пространства.
Новая философская энциклопедия:
ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ – общее название для ряда подходов в социально-гуманитарном и философском познании последней трети 20 в. Подобно структурализму [СТРУКТУРАЛИЗМ] – явление междисциплинарное и международное. Нашел свое выражение в литературоведении, философии, социологии, истории, искусствоведении. Распространен гл. о. во Франции и США, в Германии иногда носит название «неоструктурализм».
Сам интерес к такому называнию или обозначению (структурализм или постструктурализм) идет не изнутри, а извне, это внешние ярлыки явлений, а не самохарактеристики. При этом отношение постструктурализма к структурализму понимается по-разному: как выявление скрытого в структурализме; как следствие внутреннего изменения в структурализме; как его «вторая волна» (решение нерешенных задач). Постструктурализм – безусловная реакция на структурализм (в области, которая не является ни наукой, ни философией, но строится на скрещении форм и жанров). Социальным символом наступления постструктурализма стал революционный кризис 1968 во Франции: он свидетельствовал об изменении духовного климата и социальной чувствительности. К тому же переход от структурализма к постструктурализму был феноменом в параде интеллектуальных мод, которые, как правило, во Франции создаются, а в др. странах (в России или США) перенимаются. В результате структуралистские программы и методики сохранили свое научное значение и достаточно широкую сферу применимости, но покинули область социального резонанса. Постструктурализм не стремится объективно выяснить обстояние дел, независимое от субъекта или читателя: главное для него – раскрепощение желаний и поиск удовольствия в любом жизненном акте – при всем признании отсроченности, отстраненности любого предмета человеческих вожделений или даже вообще невозможности «реального» наслаждения чем бы то ни было.
Конкретные возможности постструктурализма были заданы теми способами, которыми можно было помыслить «изнанку» структуры. Соответственно постструктурализм акцентирует, напр., не оппозицию синхронии и диахронии, а некую недифференцированность длительности-становления; не оппозицию вариативного и инвариантного, а самодостаточность события. Изнанками структуры может быть что угодно в зависимости от того, что именно в структуре подвергается отрицанию, на месте безличной логики – эмоции и аффекты («интенсивности»); на месте порядка – случайность; на месте целостности – фрагментарность; на месте слаженного ансамбля – нечто разнородное и взаимоприлаживанию не поддающееся. Из структуры можно выпасть в после-структуру («магму») и в до-структуру (набор несвязанных атомов), в социально-политическое пространство игр власти (Фуко) и в полное отрицание социальности как фикции, как условной записи средствами массовой коммуникации на теле каждого конкретного индивида (Бодрийар). При этом сам дух противоречия первенствует над любой субстанцией или материалом: если видеть структуру как органическое единство – то ей можно противопоставить механизмы («желающие машины» из «Анти-Эдипа» Делеза и Гваттари), а если, скажем, «конструкцию» – то, напротив, ботанические «ризомы» или биологические потоки всевозможных субстанций (сперма, кровь), так что машинное и органическое здесь не исключают друг друга.
Почти каждая возможность структурной изнаночности была кем-то и запрошена и как-то образно реализована. Конечно, эти заполняющие субстанции неоднородны. К одному полюсу стягивались объединяющие «метафизики желаний» (пульсации, интенсивности, энергии); к другому – плюрализованные различия (сингулярности, партикулярности). Творчество Делеза (с Гваттари), Лиотара, Бодрийара, Касториадиса давало интересные скрещения – политэкономии, социологии, антропологии, психоанализа. Каждый раз это не были прививки новой терминологии на четко вычленимое понятийное тело, но дальнейший этап размывания концепций, установок, подходов, дававший подчас яркие, неожиданные, сочетания.
Задним числом у всех французских представителей структурализма были обнаружены идеи, характерные потом и для постструктурализма. Так, Фуко в 1970-х гг. исследует механизмы власти и нормирующие практики, порождающие знание. Барт уже в «S/Z» доходит до такой виртуозной фрагментаризации своего литературного объекта, что все прошлые семиотические программы отходят в туманное прошлое. Лакан и вовсе изначально отрывал означающее от означаемого, и даже для Леви-Стросса свободное, избыточное, не подлежащее системному упорядочению означающее выступало как условие всякого означения. Общее в постструктурализме, независимо от его конкретных версий и вариантов, одно: эмоция сомнения, критика субъекта, присутствия (наличия), представления, элементы релятивизма и скептицизма.
Концептуально-символическим актом, учреждающим постструктурализм, стало изъятие структуралистского «различия» из системы противопоставлений, придающей ему смысловую нагрузку, и абсолютизация различия как такового. «Тексты», «дискурсы» и «стили письма» стали важны отныне не своей системной связностью, а, наоборот, своей отрезочностью, вычлененностью, принципиальной необобщаемостью. Ни структуры, ни даже «эпистемы» в постструктурализме невозможны. Абсолютизация «различия» позволяет назвать все в постструктурализме в том или ином смысле интертекстуальным – цитатным, аллюзивным, перекликающимся через голову эпох и веков (этот термин Кристевой, вдохновленный Бахтиным, отмечает лишь одну разновидность текстовых пересечений). Разумеется, вовсе не любая «интертекстуальность» интересует постструктуралиста: напр., пересечение естественнонаучных текстов с юридическими никого особенно не вдохновит.
Привилегированным местом интертекстуальных взаимодействий становится пересечение литературных (а также литературоведческих) текстов с философскими. Тяготение к такому скрещению было взаимным. Споры о конце философии и о новой философии, широкая область экспериментов – все это размывало прежние жанровые критерии философского рассуждения, обостряло вопрос о том, что есть философия. Что же касается литературы (литературоведения), те она всегда была областью гуманитарного знания, наиболее свободной в своих экспериментах с формой, жанром, стилем. Смычкой между ними было внимание к языку, письму, графике и проч. В США эти процессы, связанные с рецепцией Деррида, протекали достаточно бурно, и в результате литературоведение, которое некогда заимствовало приемы лингво-семиотических исследований, само стало экспортером «теорий» для др. областей знания – для той же философии, а при еще большем расширении – и для естественных наук (переосмысление философии науки в творчестве Р.Рорти).
Линия соприкосновения между философией и литературой (литературоведением) – письмо, стиль, риторика, лингвистическая проблематика в широком до размытости смысле слова. Если в языке поставить на первый план не его логическое категориальное содержание, а его метафорическую способность, то непременно возникнет обширное поле всевозможных культурных сближений между самыми разными областями. Но это не будет междисциплинарное единство. Если структуралистская «археология знания» выстраивала, напр., свои «дискурсивные формации» с тем, чтобы, соотнеся различные способы данности культурных фактов, задать относительно однородную область научного изучения, то постструктуралистская интертекстуальность начисто лишена «выравнивающего», «упорядочивающего» взгляда. Постструктуралист достает свои навыки и умения из кладовой интертекстуальных ассоциаций, как мастер-«самоделкин» (леви-строссовский бриколер) – по случаю и без явного умысла. Среди них может быть и псевдонародная этимология, и изощренная авторская метафора, и контекстуальное созвучие. Установка на изобретательность и интересность в постструктурализме практически подменяет собой исследовательский пафос. Ему в принципе не так уж важно, будут ли его жесты трактоваться как подрыв тоталитарной угрозы, несомой «большими повествованиями», или, наоборот, как уход от насущных проблем в языковые игры.
Вместе с «деконструкцией» и «постмодернизмом», постструктурализм подчас выглядит как единый комплекс представлений, опирающийся на творчество таких мыслителей, как Лакан, Деррида, Фуко, Лиотар, Делез, Касториадис и др. В США термин «деконструкция» встречается чаще, чем во Франции (причем в различных разновидностях), и практически подменяет «постструктурализм». Как известно, постмодернизм возникает в 1960-х гг. в архитектуре и приобретает философское значение с нач. 1980-х гг. годов в дискуссиях вокруг книги Лиотара «Состояние постмодерна» (1979). Постмодернизм чаще связывается с опытом современного искусства, а постструктурализм – с современной литературой и литературной критикой. Однако в России, напр., и художники, и писатели, и философы с равной готовностью именуют себя постмодернистами. В любом случае постструктурализм существует в лоне методологического наследования структурализму и отталкивания от него, а постмодернизм – в более широком идеологическом контексте дискуссий, которые ведутся в политическо-экономической сфере (вокруг т.н. постиндустриального общества), в социальной сфере (вокруг отношения к современности или к «модерну») и в эстетической сфере (вокруг модернистского искусства и литературы).
Центром дискуссий о постструктурализме стали работы Ж.Деррида, сильно и ярко выразившего современную культурную ситуацию вторичности и комментаторства и стремящегося противостоять ей изощренностью аналитического искусства. Почти все тексты Деррида представляют собой «прочтения» тех или иных произведений западной философии разных эпох, литературные и художественные произведения. Ядро концепции Деррида – т.н. деконструкция. Это выявление в «сказанном» «несказанного», прочтение текста прежней эпохи в контексте нашей эпохи и тем самым столкновение языковых наслоений различных культурных ситуаций, возведение тех или иных текстовых противоречий, конфликтов, неувязок к главным философским предпосылкам мысли Запада – и в этом последнем смысле любая деконструкция всегда так или иначе сводится к деконструкции метафизики. Запрос на деконструкцию, по Деррида, обусловлен разрывом между денотативно-логическим языком понятий и риторико-метафорической подоплекой любых интеллектуальных процессов. Остатки логических смыслов, то, что просеивается через категориальную сетку как бессмысленное, может стать значимым в ином отношении и ином контексте. Закрепляясь в языковой ткани текста, эти элементы подспудно сопровождают логически «полновесные» смыслы – путают, перекраивают, одновременно и обедняют, и обогащают их. В процессе деконструкции риторические наслоения высвечиваются чаще всего на одних понятиях и не высвечиваются на других – т.о., деконструктивный анализ руководствуется «чутьем», а не методом.
Для постструктурализма в целом антиномия серьезного (философия) и несерьезного (литература) нерелевантна. Адекватной позицией философа становится позиция «философа-художника» (Деррида о Ницше). Однако если философия трактуется как разновидность литературного письма, как «просто литература» (Лаку-Лабарт), это подтверждает взгляд на постструктурализм как «тотальный эстетизм». Поздний Фуко обосновывал этику выбором «стиля жизни» или эстетикой. Проявлением общего эстетического поворота стала и деконструктивистская методология, в которой вопрос о жизни и о мысли – это вопрос о стиле, о манере, о том, чтобы не быть, как все. Однако, как бы мы ни относились к этому феномену, важно помнить, что он не возникает по чьей-то прихоти, чьей-то (доброй или злой) воле. Эстетический поворот в современной культуре развитых стран Запада обусловлен целым рядом объективных обстоятельств, выводящих на первый план все многообразие новых способов пространственно-временного восприятия мира, опосредствованного разветвленной сетью массовых коммуникаций.
Как и любые др. культурные явления, постструктурализм (и постмодернизм) несамодостаточен: его подходы и приемы возможны лишь на фоне других, более «нормальных», более «рациональных» образований жизни, упорядоченной общественным разделением труда, институтами и рынками, в рамках которых разыгрывается любое отношение писателя и читателя, творца и потребителя. Постструктурализм – это яркая реакция на ситуацию, в которой традиционные способы философствования лишаются жизненного смысла. Однако если бросить сейчас ретроспективный взгляд на то, что уже было в 20 в., мы увидим, что не только формализм и структурализм, но уже и сам постструктурализм исчерпал себя и, по сути, завершился; несмотря на все инерции восприятия и осмысления «конца» (пост-), уже начали складываться – при сохранении тонкой чувствительности к множественному и различному – новые культурные формы «иерархизации» и упорядочения.
Литература:
1. Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977;
2. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996;
3. Он же. Постмодернизм: от истоков до конца столетия. М., 1998;
4. Косиков Г.К.Ролан Барт – семиолог, литературовед. – В кн.: Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989, 1994;
5. De Man P. Blindness and insight: Essays in the Rhetoric of Contemporary Criticism. N. Y., 1971;
6. Structuralism and Sience. From Lvi-Strauss to Derrida. J Sturrock (ed.). Oxf., 1979;
7. Culler J. On Deconstruction. Theory and Criticism after Structuralism. L. etc. 1983;
8. Dreyfus H. L, Rabinow P. Michel Foucault: Beyond Structuralism and Hermeneutics. Brighton, 1982;
9. Franc M. Was ist Neostructuralismus? Fr./M., 1984;
10. Norris С. Against Relativism. Philosophy of Science, Deconstruction and Critical Theory., 1997.
См. также лит. к ст. Структурализм [СТРУКТУРАЛИЗМ], Постмодернизм [ПОСТМОДЕРНИЗМ], Ж.Деррида [ДЕРРИДА], Ж.-Ф.Лиотар, Ж.Делез [ДЕЛЕЗ], Р.Барт [БАРТ Р.], Ж.Бодрийар [БОДРИЙАР].
Н.С.Автономова
© «СловоТолк.Ру» — толковые и энциклопедические словари, 2007-2020